Черный охотник [авторский сборнник] - Джеймс Кервуд

С почтительностью, достойной великого Тиоги, завоевавшего себе славу вдоль всей границы Новой Франции, вождь внимательно слушал, и там, где Джимс не в состоянии был найти подходящее слово, старый воин мысленно рисовал себе картину превратностей, выпавших на долю молодой пары. Едва Джимс умолк, он что-то сказал, и тотчас же двое индейцев бегом пустились вниз в долину по направлению к ферме Люссана. Он задал несколько вопросов, из которых Джимс понял, что сенеки лишь случайно услышали выстрел, так как они не подходили даже к ферме Люссана. Когда зашла речь об отряде могауков, изуродованное лицо вождя потемнело от ярости и стало еще страшнее. В этом сказалась вековая вражда между могауками и сенеками, несмотря на то, что и те и другие принадлежали к могущественному союзу Шести Народов. Уже одно то, что Джимс и Туанетта пострадали от могауков, говорило в их пользу.

Порасспросив пленного, Тиога снова обратился к юному воину, стоявшему возле него:

— Я думаю, что этот юноша лжет, а потому я отправил людей, приказав найти подтверждение его слов. Если это неправда, будто он пронзил стрелой одного из союзников могауков, он умрет. Если его слова подтвердятся, это послужит доказательством его правдивости во всем остальном и он пойдет с нами, также как и его спутница, — пока ее ноги не откажутся ей служить, а тогда придется ее убить!

Повернувшись к Туанетте, он на том же ломаном языке, на котором раньше приказал вылезать из пещеры, заявил:

— Если ты не в состоянии будешь поспевать за нами, ты умрешь!

Джимс подошел к ней, и девушка прочла в его взгляде мертвящий ужас, вызванный сомнением в ее силах и выносливости.

— О, ничего, я сумею, — тихо произнесла она. — Я знаю, о чем ты говорил и что они думают, но я выдержу. Я тебя так люблю, Джимс, что даже их томагавки не смогут убить меня!

Молодой воин, бывший пленник Джимса, приблизился к ним. Он был единственным другом среди всех, кто окружал их.

— Меня зову Шиндас, — сказал он. — Мы держим путь далеко, в местность, именуемую Ченуфсио. Много лесов, холмов и болот отделяют нас от цели. Я твой друг, так как ты позволил мне жить, и я должен тебе два пера из моего головного убора. Я забрал с собой твой топорик, чтобы лишить тебя возможности нанести удар и тем самым спасти от смерти. Ты любишь эту девушку. У меня тоже есть возлюбленная.

Слова воина не только вселили в душу Джимса надежду, но также ошеломили его. Эти дикари были из Ченуфсио, из таинственного города, о котором даже дядя Эпсиба говорил как о чем-то чудесном и куда он мечтал когда-нибудь направиться. Ченуфсио! Сердце таинственного царства сенеков! Эта страна лежала за землею онейдов, за владениями онондагов, за кайюгами. Она граничила с озером Онтарио с одной стороны и озером Ири с другой.

Молодой Шиндас продолжал:

— Мой дядя великий вождь, и он совсем не такой злой, каким кажется. Когда он был еще мальчиком, ему один могаук во время ссоры искромсал лицо. Но он сдержит свое слово. Если твоя девушка не поспеет за нами, он убьет ее.

Джимс перевел взгляд на Туанетту. Девушка приблизилась к свирепому старому вождю и, улыбнувшись ему, показала на свою рваную обувь. Тиога в течение нескольких секунд стойко выдерживал ее «атаку», но в конце концов он все же посмотрел на ее ноги. Однако он не обнаружил ни малейшего желания помочь чем-либо. Круто повернувшись к ней спиной, он отдал приказание, и тотчас же у Джимса отняли лук, а на шею ему был накинут аркан.

Шиндас тоже получил какое-то приказание; когда посланцы, отправленные Тиогой, вернулись и вождь выслушал их донесение, молодой воин подошел к Джимсу и протянул ему пару мокасинов, вынутых из мешка, висевшего у него сбоку. Джимс опустился на колени и приспособил к ногам Туанетты эту невероятно неуклюжую, но более пригодную для далекого путешествия обувь.

Гонцы вернулись со скальпом белого охотника за волосами и со стрелою Джимса, успокоившей его навеки. Они возбужденно передавали описание смертельной схватки, разыгравшейся, по-видимому, между двумя белыми, и особенно напирали на огромную разницу между размерами и весом обоих. Ради вящей уверенности один из индейцев сравнил принесенную стрелу со стрелами, остававшимися в колчане Джимса. Бесстрастное лицо Тиоги несколько смягчилось, и он с большим интересом стал разглядывать лук юноши. Он выразил сомнение в том, действительно ли белый юнец в состоянии пронзить насквозь стрелою взрослого человека.

— Пусть он покажет нам, на что он способен, Разбитое Перо, — снова обратился он к племяннику, явно посмеиваясь над ним из-за его пострадавшего воинского убора. — Ты, столь гордый своей меткостью, померяйся с ним силами.

Джимс закончил возиться с чересчур большими для Туанетты мокасинами и поднялся на ноги. Взяв лук, протянутый ему молодым сенекой, он закинул колчан через плечо, чтобы иметь все стрелы наготове, и стал присматриваться к мишени. Туанетта заметила румянец, разлившийся у него по лицу, и криком поощрила его. Но Джимс отнюдь не боялся этого испытания. Даже вождь Трубка, одержавший верх над своими сыновьями, оказывался медлительнее, чем белый юноша, стрелы которого неслись в цель, подобно стае птиц.

Указав рукой на пень футов в шесть высотою на расстоянии не менее трехсот шагов, он выпустил первую стрелу, разведочную, чтобы прицелиться! Стрела упала, не долетев двадцати шагов до мишени. А потом Джимс выпустил одну за другой четыре стрелы с такой быстротой, что они, казалось, мчались вдогонку друг за дружкой. Две из них вонзились в пень, третья разлетелась вдребезги, ударившись в камень у основания пня, а четвертая пролетела немного вправо, куда дул ветер.

Старый вождь с тем же бесстрастным выражением лица повернул голову не в сторону стрелка, а в сторону Туанетты, которая снова улыбнулась ему, точно она была уверена, что нашла в нем друга. С кривой усмешкой Тиога сказал своему племяннику:

— Тебе незачем стрелять, Разбитое Перо! Довольно тебе срамить себя! Из этого юноши выйдет лучший сенека, чем из тебя. Он пойдет за нами, а его спутница займет в моем шалаше место Быстрокрылой. Позаботься о том, чтобы ему был возвращен скальп, принадлежащий ему по праву, чтобы он мог вдеть перо в волосы, когда мы прибудем на место. Слышишь? — обратился он к Джимсу. — Собери свои стрелы и храни их для врагов нашего племени. А ты будешь называться Быстрокрылой. Таково было имя моей дочери. Она умерла.

С этими словами он занял место во главе отряда, и без малейшего шума воины приготовились к пути. Двое забежали вперед, чтобы присматриваться, свободна ли тропа, двое отстали, чтобы прикрыть арьергард, а по каждую сторону, на некотором расстоянии от отряда, шел дозорный. Шиндас помог Джимсу собрать стрелы, а другой воин прикрепил скальп к поясу юноши, к великому ужасу и отвращению последнего. Снова отряд двинулся дальше на запад, следуя гуськом друг за другом, не производя ни малейшего шума, а в середине цепи шла девушка, длинные волосы которой развевались по ветру. Щеки ее горели румянцем, а в глазах светилось нечто более глубокое, чем воспоминания о пережитой трагедии. За собой она слышала шаги любимого человека и хромой собаки.